Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Мисима, пожалуй, самый колоритный из известных мне Бальзаков. такого лютого баттхерта от литературы я не испытывала ни разу в жизни.

Аппиньянези. "Доклад Юкио Мисимы императору"

Народ, потерпевший поражение в войне, обречен на иронию. Это неизбежная судьба любого побежденного. Он выглядит двуличным в глазах победителя. Лишь постепенно к нам пришло осознание того, что наша схожесть с чудовищным двуликим Янусом была уродством, присущим как побежденным, так и победителям.
***
Однако я не гордился своими очевидными успехами. Я считал, что мое продвижение несправедливо и произошло в силу сложившихся обстоятельств.
***
Любое мое достижение в области физического мастерства – будь то танец, боевые искусства или бодибилдинг в мои более поздние годы – суть не что иное, как триумф расчетливой имитации.
***
Все мои действия и поступки являются противоестественно совершенными актами отчаяния.
***
больше прекрасногоВ тот вечер, о котором идет речь, я танцевал, войдя в свое обычное состояние притворного ослепления, и вдруг заметил человека, восхитительно исполнявшего фокстрот. Я сразу же узнал его. Это лицо нельзя ни с кем спутать – поразительная внешность. Правда, раньше я видел этого человека лишь на фотографиях. Бледная, как у прокаженного, кожа, хлещущие по щекам крысиные хвосты длинных волос, лицо, похожее на лик Христа и свидетельствующее о полном физическом и духовном разложении. Это был Дадзай Осаму, автор популярных романов, образ самого отчаяния, которому поклонялись бесчисленные читатели нового поколения.
Я уважал редкий талант Дадзая, но к нему самому испытывал сильное отвращение.
Я завидовал способности Дадзая погружаться в упоительное состояние и тщетно пытался освободиться от контроля сознания и слиться, как и он, с окружающим миром.
***
Вот уже двадцать пять лет, со времен юности, именно в полночь я обычно сажусь писать. Полночь – час, когда обостряются болезни; ужасный час, в который тайная полиция стучится в вашу дверь; час, когда вас волокут на допрос к следователям; час, когда судьба играет с вами в кости, искушая самоубийством. Полночь – это перевернутое отражение времени в зеркале, час обмана, потому что именно в полночь начинается новый день. Все эти годы моя жизнь протекала в своего рода пограничном мираже, состоящем наполовину из ночи и наполовину из рассвета. Может быть, то были часы-перевертыши, когда банкир превращается в вора? Известно, что некоторые воры днем честно трудятся, но их истинная жизнь начинается ночью.
«Вор»
– Вор крадет у людей, – продолжала мама, заметив мое смятение. – А у кого крадешь ты?
– Я краду у жизни. Единственное различие между вором и мной в том, что я оставляю опись того, что краду. Я оставляю слова на бумаге, книги – улики моего преступления.
– Но твои слова имеют ценность, являясь отражением жизни, они – то, что плюсуется к ней, а не вычитается, не так ли?
***
В возрасте пяти лет я преждевременно очнулся от сна под названием «детство» и превратился в законченного скептика. Сознание того, что человеческие эмоции нереальны, ускорило мое пробуждение. Недоверие является единственной защитой слабого, не вызывающего сочувствия у окружающих ребенка. Постепенно мой скептицизм перерос в такую малопривлекательную черту характера, как безразличие к людям.
***
Но самым трудным испытанием оказалось бремя разочарований.
***
Интеллектуал всегда стремится, прежде чем позволить себе испытывать чувства, сначала оценить их. Непосредственность ощущений, свойственная нормальным людям, в интеллектуале отступает на второй план перед силой привычки ставить ясность мыслей выше чуда эмоций. Привычка подобного рода ведет к тому, что человек обкрадывает себя, лишается истинных чувств, кроме тех анормальных, которые настигают его врасплох. А именно они труднее всего поддаются рациональному осмыслению.
***
Я чувствовал себя униженным глубиной собственного невежества и мечтал насладиться местью. Но отомстить я мог лишь с помощью знания, овладев информацией, хотя путь очень рискованный. Унижение – невыносимое состояние. Испытывающий его подчас ищет успокоения в самом источнике своих терзаний. И вот, вместо того чтобы держаться подальше от огня, я начал заигрывать с ним.
***
– Я никогда не прибегну к шантажу, чтобы сделать литературную карьеру!
– В таком случае ты круглый дурак, – заявил Лазар и, пожав плечами, вновь вернулся к просмотру счетов. – Скоро я потеряю к тебе всякий интерес.
– Звучит как угроза, Сэм.
***
– Не могу понять, почему ты мне так нравишься, – промолвил он. – Ты омерзительно уродлив.
Он стал расхаживать по комнате, одной рукой сжимая подбородок, а другую уперев в бок. Поза задумчивого сатира.
– Я поразмыслил над твоей ситуацией, Кокан, – заявил Лазар. – И думаю, что нашел правильный выход.
– Спасибо, Сэм.
– Избавь меня от своей иронии. Дело серьезное. Я нашел идеальное решение для такого исключительного человека, как ты. Евгеническое решение, так сказать.
– И что же это?
– Брак.
– Вы хотите, чтобы я женился?!
***
– Не впадайте в вульгарное заблуждение, не всякий еврей принадлежит к еврейской нации. Я говорю об исключительной породе людей, о тех, для кого принадлежность к арийцам, семитам или даже японцам не существует. Им безразлично, какая кровь течет в их жилах. Такие, как мы, Кокан, могут достичь спасения лишь на морально-индивидуальном уровне.
***
Для каждого мужчины, вне зависимости от того, насколько в нем развито внутреннее женское начало, существует женщина, вмещающая в себе его мужского двойника. Если вы не найдете этого равновесия мужского и женского, то третий элемент треугольника, Божественное присутствие, навсегда покинет вас, и вы превратитесь в получеловека, существо скорее мертвое, чем живое.
– В таком случае я обречен на полуживое существование. Вы не понимаете, что само слово «женщина» пробуждает во мне меньше чувств, чем карандаш, автомобиль или совок. Все женщины для меня на одно лицо, они, на мой взгляд, лишены эмоционального содержания.
***
– И в этом таится опасность. Настанет день, когда родители заставят тебя вступить в брак, и ты женишься против своей воли.
Брак против воли – зло, поскольку он не учитывает несоответствия мужского и женского компонентов в партнерах и заключается вопреки их естественным склонностям. Это нарушает закон демократического выбора, действующий в диапазоне сексуальной неопределенности между комплиментарными полюсами влечения. Торгашеский брак по расчету хуже, чем проституция, в которой по крайней мере есть хотя бы подобие выбора. Любовь – это термин, которым обозначается свободное евгеническое предприятие для разведения улучшенной породы.
– Ваши слова вновь противоречат логике. Вы осуждаете устроенные браки и все же хотите устроить мой?
– Я устрою такой брак, который будет полностью соответствовать твоим требованиям.
По собственному опыту я знал, что к прихотям капитана Лазара надо относиться серьезно. Он не шутил.
***
– Любое уклонение от исполнения сыновнего долга передо мной является оскорблением Его величества императора, – заявил Азуса, прикуривая одну сигарету от другой. – Надеюсь, что я говорю с разумным существом. Ты же не законченный болван, как твой брат Киюки. Я разочарован в нем.
***
Синтоизм теперь маскировался под буддизм школы нитирэн или сингон. Я даже слышал о секте денсинкё, названной так по имени ее основателя, электрика из Осаки, который поклонялся электричеству как божественному началу, а Томаса Эдисона считал одним из младших божеств.
***
Дверь в гримерную за спиной принца была распахнута настежь, портьера отодвинута, и я заглянул в комнату. Признаюсь, я надеялся, – хотя это ужасно глупо, – что хозяйка гримерной магическим образом превратится в мужчину, в мужскую копию баронессы Омиёке Кейко, которую я видел на площадке. Я лелеял эту сумасшедшую мечту, воодушевленный звуками, доносившимися из зала, где совершался оккультный синтоистский ритуал. Это эхо Кабуки вносило театральную ирреальность в душную атмосферу всего, что происходило здесь, за кулисами.
С замиранием сердца ожидая волшебного превращения, которое должно совершиться у меня на глазах, я скользнул взглядом по висевшему костюму кэндоиста и наконец увидел баронессу.
***
В пакете лежала изящная книга формата ин-кварто в кожаном переплете цвета выгоревшей соломы. На нем не было ни заглавия, ни имени автора, ни каких-либо изображений. Защитные пленки из тончайшей прозрачной бумаги затрепетали, словно крылья голубки, когда Лазар пролистал томик. Перед моими глазами промелькнули драконы, венки из роз, насекомые и птицы, мастерски пигментированные на жестком пергаменте. Я решил, что передо мной – собрание текстильных узоров на мотивы флоры и фауны. Наивность и примитивизм придавали этой книге обаяние, но безвкусица лишала ее художественной ценности.
– Что это? – спросил я.
– Присмотрись внимательнее, – сказал Лазар и положил мою ладонь на пергамент с рельефным рисунком. – Ты ощущаешь волосяные фолликулы? И обрати внимание, что в порах видны угри. Ты до сих пор не понимаешь, что это такое? Это образцы татуировок якудзы. Не волнуйся, Кокан, они были собраны после смерти доноров.
Он закрыл книгу и протянул ее мне.
– Принц Хигасикуни достал образцы для меня, но я дарю их Кейко по ее настойчивой просьбе.
Несмотря на мои протесты, капитан Лазар положил книгу мне на колени.
***
– Я никогда не был столь безрассудным, чтобы задавать ему подобные вопросы. Мой отец не принадлежал к числу анархистов, но внешне он чем-то напомнил мне Осио. У Такити был зеленоватый цвет лица, как у человека, страдающего заболеванием легких, он был всегда серьезен и лишен чувства юмора. Кстати, Осио ведь тоже служил в городской страже и прославился своими гонениями на христиан, преследованием коррумпированных буддистских монахов и муниципальных должностных лиц. А мой отец заработал себе недобрую славу безжалостной эксплуатацией того самого бедного народа, ради которого Осио пожертвовал своей жизнью. Эти столь несхожие люди – непоколебимый идеалист и узколобый реалист – являются близнецами, на которых зиждется модернизация Японии. Помню, как отец сказал мне однажды: «Современная Япония похожа на крепкую рисовую водку, которую, согласно древним хроникам, изобрел озорной бог Сусаноо. Осио был первым, кто отведал этот напиток старьевщиков. А теперь мы все напились им допьяна».
***
Бывшая баронесса Омиёке была настоящей лисицей, под стать лису Лазару. У нее были свои собственные амбиции и расчеты в этой игре. И как часто случается с независимыми женщинами, она стремилась обрести свободу, общаясь с мужчинами-гомосексуалистами.
***
Его увечье вызывало жалость у женщин, и он мстил им за это, пользуясь их состраданием в своих целях с бессердечностью, свойственной калекам.
***
Да вы, оказывается, гадкая тщеславная змея, недостойный клерк Хираока.
***
Но тут начался воздушный налет, и вой сирены заглушил мои слова. Этот шум сразу же вызвал у меня условный рефлекс, как у собаки Павлова. Мне захотелось сорваться с места и броситься в бомбоубежище. Одагири следил за мной, кривя губы, которые на этот раз почти сложились в улыбку.
«Умираете от страха и готовы заползти в щель, как пугливое насекомое, мой маленький поэт, воспевающий подвиг камикадзе?»
Сгорая от стыда, я застыл за своим столом.
***
Одагири чиркнул спичкой и прикурил свернутую сигарету. Однако он не сразу потушил огонь, а поджег сначала банкноту из пачки, которую я приготовил для выдачи зарплаты. Голубая купюра достоинством в 100 иен, с изображенным на ней портретом императора, вспыхнула и быстро сгорела. Одагири внимательно наблюдал за тем, как она превращается в пепел.
«Что вы делаете? Вы сошли с ума! – в ужасе вскричал я. – Как я объясню пропажу ста иен? Нагумо решит, что я их украл!»
***
Говорят, что простуда – завуалированная или символическая форма плача. Если это действительно так, то можно сказать, что я провел в слезах все лето 1945 года. Я перехворал бронхитом, гриппом, тонзиллитом и другими видами простудных заболеваний. Не знаю, были ли эти недуги следствием недоедания или меланхолии.
***
– А ты знаешь, что твой слуга распродает на черном рынке наши съестные припасы?
Азуса пожал плечами.
– Он полезен мне, и я не хочу увольнять его, – заявил отец, ясно давая мне понять, что в отличие от слуги я совершенно бесполезен в этом доме.
***
Я сделал открытие. Дело было не в мужественных боевых кличах моих одноклассников, а во мне самом, в моей истинной сущности, которая проявилась в момент, когда они издали истошный вопль. И я понял, что смогу получить крупицу настоящего удовлетворения, только причиняя боль другому человеку или убивая его.
***
Если бы запечатлеть все это на картине, то такое произведение, созданное кретином-модернистом, вызвало бы сегодня восторг у знатоков.
***
Человек может решиться на самоубийство, но он так и не сумеет нарушить условности, которым подчинена жизнь каждого из нас.
***
Усталый и разочарованный тем, что многое не удалось в моей жизни, я почти потерял желание сводить счеты с ней.
***
Я лег на кровать, устроившись между ее широко раскинутыми ногами и, перевернувшись на живот и подперев голову рукой, стал рассматривать ее лоно – волоски, складки кожи, синие вены. Мне в голову опять пришла мысль о том, что влагалище – странная, чуждая для меня вселенная. Она совершенно не похожа на грустный и смешной мужской половой член, который напоминает кактус или кишки. Он уязвим и одинок, словно сирота или пришедшая в голову запоздалая мысль. Влагалище заявляет о своем присутствии, но, по существу, его нет. Я дважды был свидетелем того, как влагалище жены давало жизнь нашим детям, дочери и сыну. Я видел, как оно набухало, словно бутон цветка, надувалось и рвалось, кровоточа. Но, несмотря на все свои наблюдения во время аутодафе родов, я так и не постиг метафизическую загадку влагалища.
Влагалище – это ересь. Мужчин, которые, в отличие от меня, более или менее нормальны, влечет липкая топь влагалища. Для меня же оно – ничто, отверстие, ассоциирующееся с мистическим ужасом Пустоты. Я пытался избавиться от абсурдного, удручающего чувства Небытия, которое вызывает во мне это отверстие. Экспериментировал, старался принять его, отнестись к
нему с теми же чувствами, которые испытываю к обычным фактам реальности – дереву, стулу, человеку, пьющему чай лунной ночью, зубной боли.
***
Пятимесячное кругосветное путешествие принесло мне одни разочарования. Я пережил лишь несколько радостных мгновений, ими были посещение Греции и короткий роман в Бразилии с сыном одного богатого владельца кофейной плантации, выходца из Японии. Я чувствовал себя очень одиноким. Это не была ностальгия, тоска по дому. Боль одиночества, которое я испытывал, связана с моей неприспособленностью к жизни.
***
Ничто так не отдаляет нас от природы, как опыт, он заставляет нас ощущать свое одиночество.
***
«Здесь, на этом мысе, я совершенно беззащитен», – подумал я. Мне угрожало море, в которое я, завороженный им, мог сорваться. У меня кружилась голова, и я прекрасно понимал, что это означает. Страх высоты влечет за собой тягу к самоубийству.
Я заставил себя подойти к самому краю пропасти и заглянул в нее. Все мое существо содрогнулось от страха, и в то же время я испытывал желание покончить с собой. «Что удерживает тебя? – шептал внутренний голос. – Разве тебе не надоело загрязнять красоту своей разрушительной властью над ней? Почему бы не положить всему конец прямо сейчас?» Что я мог ответить на это? То, что самоубийство какого-то жалкого бумагомарателя бессмысленно? И даже хуже, чем бессмысленно, – оно неубедительно. Но есть ли у меня выбор? Да, есть, я могу отложить самоубийство и с нетерпением ожидать его, как ожидают восхитительного сна после приятной усталости жизни.
***
«Ты видишь здесь отражение, – услышал я немолчный голос моря, – священнослужителя на перепутье, того, кто разбрасывает неочищенный рис, чтобы рассеять тьму затмения, ты видишь одного из подземных жителей, обитающих в глубинах земли. Ты видишь презираемого хинина, изгоя, праздношатающегося игрока, балаганного шута».
Вот кого я действительно увидел в зеркале. Черные, мохнатые, похожие на гусениц брови на смертельно бледном лице, лошадиные черты, элегантная стрижка-ежик, нелепый и трогательный, купленный в магазине готовой одежды в 1950-х годах летний костюм, яркий галстук (хорошо еще, что я не надел сегодня цветастую рубашку-гавайку), узкие туфли со стертыми с внешней стороны каблуками (следствие шаркающей обезьяньей походки). Это был средних лет писатель послевоенных пятидесятых годов, с маленькими, как у ребенка, руками, старавшийся выглядеть суровым и солидным, пустой манекен, внутренности которого выел солитер; грустный, потертый жизнью, скептичный ребенок, усмехающийся сам над собой, – честолюбивый император японской литературы, отражающийся в зеркале богини солнца.
***
Время шло, и вскоре мы увидели приближающуюся к берегу лодку. Из нее вышли шесть или семь ныряльщиц. Судя по оживленному виду и тяжелым корзинам, на этот раз женщинам провезло. Вернувшиеся ныряльщицы в накинутых на плечи фуфайках присели на корточки возле костра, чтобы обсохнуть и согреться. Однако жар, исходивший от огня, и адреналин в крови вскоре заставили их сбросить фуфайки. Длинные пряди волос, словно сверкающие влажные морские водоросли, падали им на грудь. Смуглые тела девушек ярко освещало солнце. Они массировали себя, чтобы унять дрожь и избавиться от гусиной кожи, и мяли полукружия онемевших от холода, потерявших чувствительность грудей.
Я завидовал этим молодым, атлетически сложенным девушкам. Казалось, их тела излучают сияние, как пронизанные солнечным светом виноградины. Тяжелая работа закалила их, у девушек были широкие плечи и хорошо развитая мускулатура. Крепкие икры и узкие бедра придавали их фигуре грациозность. Такому прекрасному телу можно только позавидовать! И все же меня охватило непреодолимое желание увидеть, как эти морские амазонки чудесным образом превращаются в представителей моего пола.
***
Я крепко обнял скалу, чувствуя к ней огромную любовь и благодарность за то, что она пренебрегает всем, что таит в себе разврат и плодородную силу.
***
– Прошу вас, Мисима-сан, не надо больше заниматься со мной, – запинаясь от волнения, промолвил Юики. – Я не в состоянии платить вам за обучение.
– Жаль, что ты считаешь себя чем-то обязанным мне.
– Дело не только в деньгах. Я не переношу некоторые ваши взгляды и черты характера, – добавил Юики, пылая негодованием. – В вашем цинизме, в вашем позорном интеллектуальном нейтралитете чувствуется моральная развращенность. У меня вызывает негодование беспринципное существование, которое вы так превозносите. Это – зараза, которая в наши дни повсюду разносится в воздухе, словно вирус гриппа в период эпидемии.
Обвинения, брошенные мне в лицо Юики, не были новостью. Я и прежде слышал нечто подобное. Упрек в «интеллектуальном нейтралитете» стал уже своего рода клише, к которому часто прибегали правые, подразумевая настроения разочаровавшихся во всем либералов. Действительно, многие интеллектуалы после войны решили, что наиболее благоразумным для них будет скрыться за фасадом уклончивого либерализма. Юики полагал, что я принадлежал к разряду таких людей. Я не собирался разуверять его. Мне не хотелось рассказывать Юики о своем прошлом.
***
– Его коллекция безупречна.
– Он берет пример со своего кумира принца Коноэ Фумимаро, – ответила Кейко из смежной комнаты, дверь которой оставалась открытой. – Вы знаете, как принц Коноэ покончил с собой? Ночью накануне вынесения судебного решения о признании его военным преступником категории «А» он собрал на своей вил-ле друзей, веселился вместе с ними до утра, а потом принял яд. Утром на ночном столике рядом с его кроватью нашли книгу Оскара Уайльда «De Profundis». На открытой странице был отмечен следующий абзац: «Я должен сказать себе, что сам погубил себя и что никто не может погубить человека, будь он мал или велик, кроме него самого». Таким образом он приносил свои извинения императору.
***
Умереть, не позаботившись о здоровой красоте своего внешнего вида, позорно и безнравственно.
***
– Шесть личиночных стадий, я прошел их, прежде чем стать тем, кем являюсь сейчас, – патриотом. Это седьмая стадия. Шесть предшествующих стадий моего тридцатипятилетнего существования можно охарактеризовать такими малоприятными для меня, но заслуженными эпитетами, как болезненный конформистский циничный самовлюбленный дискредитирующий мошеннический Это, по существу, перечисление моих шести грехов, каталог моих мелких правонарушений, лишенных величия настоящего преступления. Но вот я достигаю седьмой стадии, и мне в лицо бросают настоящее серьезное обвинение – обвинение в патриотизме. И эта седьмая стадия характеризуется теми же шестью прилагательными, но возведенными в превосходную степень. Эту самую мучительную стадию моей жизни можно назвать наиболее болезненной, наиболее конформистской, наиболее циничной, наиболее самовлюбленной, наиболее дискредитирующей и наиболее мошеннической. Все этапы моей прошлой жизни можно с полным правом назвать предосудительными, но ретроспективный свет последнего, мученического, этапа искупает всё, все брошенные в мой адрес обвинения поглощаются седьмым самым главным – обвинением в МЯТЕЖЕ. Я умираю мятежником. Последний меркнущий луч заката положит конец жизни последнего императорского мятежника. И самым скандальным в этой ситуации является то, что я назвал МЯТЕЖОМ патриотизм. Мятеж позволяет мне разглядеть фикцию патриотизма в его истинном проявлении и неприкрытой реальности. Патриотизм – это ЖЕНЩИНА.
***
– Глупец, ты всю жизнь лелеял амбициозные мысли о сеппуку, и вот теперь твои руки выполняют абсурдные действия, следуя твоим командам. Они настойчиво осуществляют твою волю, – ты должен прилагать неимоверные усилия и стараться сохранить жизнь, чтобы умереть.
Да, именно это и есть сеппуку.
***
– Какой отвратительный запах…
– Разве вы не узнали его? Вы же бывали в морге и видели вскрытие трупов, помните? Это запах анатомируемого трупа. Взгляните на себя. Ваше лицо приобрело желтоватый оттенок, вы уже мертвы, и поэтому ваши внутренности издают такую вонь, какая обычно стоит на скотобойнях и в сортирах.
– Отвратительное зловоние жизни.
– Радуйтесь тому, что вы покидаете эту зловонную жизнь.
– Но что за шум? Мне кажется, я слышу, как кто-то стонет.
– Да, это ваши стоны. И вы будете еще долго стонать, потому что не предусмотрели главного, вы не назначили кайсаку-нин, человека, который должен был бы обезглавить вас. Он положил бы конец вашему поединку со смертью. Вы забыли об этом?
– Я не хочу, чтобы меня оставляли один на один с болью. Я надеюсь, что кто-нибудь…
– Кто-нибудь? Вы говорите о вашей верной тени и палаче, который всегда находится у вас за спиной с занесенным над вашей головой мечом?
– Да, я хочу, чтобы он наконец нанес удар! Удар!
– Вы упустили кое-что существенное. Вы говорите о мятеже, но где же ваши сообщники? Где заговорщики? Где составленный вами для них сценарий мятежа? Ночной бумагомаратель, вы слишком долго были один, и ночь отложила отпечаток на все, написанное вами, смысл ваших слов стал темен и неясен. Вы заставили мудрую, как зеркало, женщину, которую ваше собственное отражение называет патриотизмом, наблюдать за вами. Но этого еще недостаточно, чтобы превратить фантазию в реальность. Я – пуповина, которая надежно привязывает вас к жизни. Оглянитесь вокруг. Это место интимной близости. Спальня, зеркало, кровать. Здесь есть все необходимое для занятия любовью, кроме обнаженного возлюбленного, в глазах которого отражалось бы ваше неистовое желание насладиться им. Ваш сценарий предусматривает реальность крови, зловонные раны и обезглавленные трупы. Ваша жизнь могла бы закончиться здесь, в этой театральной фантазии. Кровь прекрасно стимулирует порнографию, даже если ее проливают только в своем воображении. Я могла бы освободить нас обоих от жестокости вашего кинжала. Описание последней минуты в вашем сценарии смерти легко изменить. Даже теперь сделать это еще не поздно. Вы могли бы испытать предсмертные ощущения только в своем воображении и продолжать жить до преклонного возраста, как делают современные прагматики. Оглянитесь вокруг…
Мое тело обмякло, и мысль пресеклась так, словно меня обезглавили. Пальцы ослабели, и из них выпала ручка, липкая от черных, словно ночь, чернил.
Я стоял на коленях у своего писательского алтаря, импровизированного письменного стола, на котором лежали ритуальные предметы, но не сеппуку, а писательского труда, – бумага, ручки и чернила. По телу струился липкий пот. В правой руке я сжимал листы бумаги, на которой выкристаллизовалось в слова физическое напряжение этой ночи.
***
Тогда я еще не знал, что ставки в игре возросли, хотя я этого очень хотел. Человек не всегда понимает, что его желание уже исполнилось. А исполнение желания не всегда радует его.
***
Я решил смиренно принять наказание и тем самым искупить свои прошлые грехи, не понимая, что наказание может касаться не прошлого, а будущего.
***
– Вы все время думаете о самоубийстве, – промолвила она. – Эта мысль преследует вас, словно дурной запах. Я это давно поняла. Кстати, это понял и мальчик абисахо, которого мы встретили на Осореяме. Вы преобразили свое тело, сделали его атлетически сильным и прекрасным с одной целью – убить себя. И вы знаете, каким способом совершите самоубийство, но пока не знаете, когда это произойдет…
***
Самый страшный момент в жизни писателя наступает тогда, когда он оглядывается назад, в прошлое, видит написанные им произведения и вдруг обнаруживает, что находится в тупике. Все, что я написал, – всего лишь хрустнувшая оболочка цикады. Я стою перед пустыми оболочками, которые составляют собрание моих сочинений, и слышу глухие аплодисменты тех, кого уже давно нет на этом свете. Я не желаю видеть себя старым и уродливым. Причем я имею в виду не возраст и безобразную внешность. Можно быть старым и уродливым с юных лет. Кстати, это – признаки раннего скороспелого развития. Таких старых уродцев во цвете лет сегодня можно встретить на наших улицах на каждом шагу. Духовная проказа куда страшнее любой физической болезни. Она незаметно разъедает человека изнутри.
– Однако вы чрезвычайно уродливы, сэнсэй.
– Увы, это так, мадам Омиёке. Уродство просочилось сквозь броню, в которую я заключил себя. Но без этой раковины из накачанных мускулов я казался бы еще более уродливым. Я являл бы собой жалкое зрелище. Люди видели бы во мне героя-писателя, мученика, прикованного к письменному столу. Те, кто выше всякого героизма ценит врожденную слабость, восхищались бы моей «внутренней» красотой и считали бы ее результатом тяжкого писательского труда. И вот эта публика, которая сама больна духовной проказой, превозносила бы меня как совершенное существо. На самом деле я исполняю черную неблагодарную работу и говорю от имени тех, кто находится на грани сил и терпения; кто взвалил на себя непосильную ношу, но все же стоит на ногах, не падает под ее страшным грузом. Я говорю от лица Японии, нищей и убогой, но судорожно пытающейся создать образ величия.
– Реальная Япония – это та, которая существует здесь и сейчас.
– Реальная Япония – это та, в которой я существую посмертно.
***
– Ответьте мне на один вопрос. Вы пытаетесь убедить себя в том, что можно совершить сеппуку и не испытать при этом боли?
– Нет, я уверен, что боль будет жестокой. Но я должен убедить себя в том, что ее можно перенести с радостным чувством.
– Обманув себя?
– Это художественный обман. Я ведь привык ко всему, что трудно себе представить.
– Отвратительная идея.
– Разве? Чем же она отличается от того, что обычно происходит в жизни? Мы не думаем о смерти и тем самым обманываем себя, чтобы продолжать жить. Но постепенно понимаем, что попали в ловушку, что от смерти нет спасения, что мы не можем продолжать обманывать себя. Самоубийство – сознательный обман, направленный на то, чтобы больше не откладывать смерть.
***
Ощущая острую боль, я наконец осознал свои истинные желания. Я понял, что всегда стремился жить внутри, во внутреннем пейзаже, затопленном кровью, где все находится в постоянном движении, словно меняющие свою форму песчаные дюны. Там все расцвечено экзотическими красками. Раздвоенные легкие под овальным небом ребер, темно-красное сердце, трубопроводы брюшной полости, бронхи и трахеи и самый жуткий из всех органов – запутанный лабиринт мозга, заполненный звучными голосами, ароматами, вспышками света, в которых забытые мной вещи прячут свои имена. Вот где я мечтал оказаться! Я хотел знать все эти органы, как лесоруб знает все лесные тропинки, как егерь знает всех животных на своей территории. Но почему я хотел жить там, среди своих внутренностей? На этот вопрос у меня имелся очень странный ответ. Я хотел жить там для того, чтобы иметь возможность защищать свои органы от вредных воздействий окружающей среды, которые были способны отравить и погубить мой райский уголок.
Я хотел жить честно, без всякого притворства, которое обычно ведет к болезни, распаду и гибели.
***
– Мадам Нху слывет настоящей пуританкой, – заявила она. – Но забывает наши шалости в годы учебы в школе Святого Сердца. Она и брат президента Зьема, епископ Нго Динь Тук, объявили вне закона все любимые развлечения жителей Сайгона – развод, танцы, конкурсы красоты, азартные игры, гадания, петушиные бои, проституцию. А теперь в этот список будут включены еще и произведения Оскара Уайльда.
***
Остановись! Что ты делаешь? Не безумие ли это? Ты срубил человека!
***
Я как-то сказал, что презираю слова. И это правда. Слова, которым я столько лет служил, уничтожили смысл моей жизни. Писатель испытывает глубокий стыд, когда начинает понимать, почему он ненавидит слова. Потому что другие будут произносить их после того, как он уже больше не сможет делать это. Другие люди завладеют моими словами, но я не смогу контролировать то, как они будут использовать их. Мои слова больше не будут объяснять меня.
***
Жена: В ней нет и следа раскаяния. Она намеренно воспламенила страсть в той глупой женщине. Представляю эту отвратительную парочку – мерзкую распутницу и моего мужа. Лесбиянка в объятиях содомита.
***
Он говорил об ораторском искусстве Гитлера.
Мисима: Он сексуально доминировал над массами. Загадка Гитлера состояла в том, что это была единственная в истории харизматическая личность, которая обращалась с массами, как с женщиной.
***
В Японии уровень преступности низок потому, что мало кто сообщает о совершенных преступлениях.
Ито: Но, возможно, это означает, что преступления действительно не совершаются.
Мисима (смеется): Ну да! Все японцы – добропорядочные люди.
Ито: Вы хотите сказать, что все мы – добропорядочные преступники?
Мисима: Мудрое замечание, сенатор Ито.
***
Мне могут простить любое прегрешение, кроме одного. Я не должен грешить против собственного успеха, мне необходимо соответствовать ему. Вера простительна лишь простакам, на долю которых не выпал успех. В этом вся проблема. Я заставил свой успех работать на самоуничтожение. Мои современники – существа с атрофированным воображением, они реагируют лишь на один условный рефлекс. На успех. Они не способны понять, принять и простить человека, который отрицает их веру в успех. Я стою перед глухой стеной непонимания, которая заключает в себе их месть. «У него не было причин умирать. Его смерть необъяснима», – скажут они. Меня назовут человеком с психическими отклонениями и пропагандистом фашистских идей.

28.01.2013 в 00:22

Пишет  Aerkarri:

Россия идет к фашизму (мое и не только мое мнение)
Несмотря на то, что я не работал юристом, я выучился на юриста. В Одесской Национальной Юридической Академии имени Кивалова, у нас достаточно много преподавали социальные теории, правовые теории, политологию, теорию государства и права, мировую историю, очень много внимания уделялось гражданскому обществу, тому, что это такое, работа Вольфганга Виппермана по этому поводу и так далее.

Так вот, что я хотел сказать по поводу происходящего. Дело в том, что на уроках политологии наше внимание усиленно обращали на симптомы происходящего.

Фашизм как политическое явление не происходит просто так. Фашизм, тоталитаризм и так далее. Он происходит в тех странах, где долгое для страны время была очень сильная нестабильность - социальная, политическая, общеэкономическая, законодательная и так далее. То есть, там, где люди устали банально от нестабильности. Где они хотят безопасности, крепкой руки, которая придет и приведет всех к порядку. Начинается подспудный социальный заказ, причем люди устают от этого настолько, что им становится уже все равно, какова будет цена.

Это есть в России - после 90-х годов, когда все это было, очень многие люди готовы одобрить очень жесткие меры для "наведения порядка". Например, по поводу этого законопроекта против гомосексуалистов - безобразного, по сути закона - каждый может почитать комментарии к новостям, комментарии к постам в ЖЖ, посты в ЖЖ - и увидеть, что этот закон поддерживается не таким уж и малым количеством людей. На самом деле если бы этот законопроект никто бы не поддерживал или же не поддерживала бы значительная часть, то его бы вряд ли стал кто-то принимать. Власти не нужно ссориться с народом. Однако закон принимается.

Почему? Собственно, этому я и хочу посвятить данный пост.

читать дальшеКроме нестабильности, история учит нас тому, что очень часто фашизм совершенно замечательным образом приживается там, где присутствуют сожаления об утрате былого величия, имперского могущества, возможности играть значительную роль на мировой политической арене и так далее. Эти слова были сказаны нашим политологом по поводу фашистской Германии и причин появления ультраправых партий у власти там, однако посмотрите на эти слова... Перечитайте их, пожалуйста. Разве это не справедливо в отношении ожидания определенной категории граждан в России, которые сожалеют об СССР, жесткой руке Сталина (а много таких - и далеко не только среди бабушек и дедушек), об утрате Россией за 90-е года своих позиций?

Гитлера многие приветствовали потому, что он дал надежду немцам оправдаться в своих глазах после разгрома в Первой мировой войне. Путина многие приветствуют, потому что он дает возможность русским чувствовать себя не такими униженными после, откровенно говоря, позорного нахождения у власти Ельцина.

Фашизм основывается на организации жесткой политики власти с опорой на консерваторов, на традиционные национальности ценности, на традиционную национальную идею.

По поводу жесткости российской политики в ситуациях, где это нужно самой власти - уже говорилось немало. Декларативная часто свобода слова, насаждение цензуры в Интернете, разработка целого ряда интересных способов не пустить неугодную информацию в прессу или же прижать неугодного журналиста, жесткая позиция в отношении экологических защитников и активистов - да почитайте информацию по этим вопросам в Интернете. Если вас интересуют подробности - в особенности в отношении того, что творится в Подмосковье.

При этом российская власть явно выбрала свой идеал политически угодного гражданина. Это русский по национальности или, по крайней мере, славянин, с православными взглядами (сближение власти и РПЦ видно невооруженным взглядом в последние года), консервативных откровенно взглядов, желающий обзавестись потомством. Его легко запугать угрозой, которая исходит от "страшных педофилов, Запада, покушающегося на наших детей (которые настолько больны, что родному отечеству не особо нужны, но это правда никого не интересует, угу). Это тот, кто не понимает нетрадиционной ориентации, нетрадиционных религиозных, политических взглядов, "веяний Запада", "толерастии", это любимая опора любого фашизма - человек, который хочет стабильности любыми способами. Которому НЕ нравятся никакие нововведения, он не хочет развенчивать стереотипы, по которым росли деды, прадеды, суровая глубинка, ему нужна стабильность, стабильность и еще раз стабильность. А это означает "нет" всему странному, непонятному и пугающему. Фактически, это классический гомофоб. Однако на защиту своего отчаянного желания стабильности он готов бросить очень многое. И так как фашизму как идеолого-политическому движению нужно на кого-то опираться, то крепче и стабильнее опоры чем тот, кто сам очень сильно хочет стабильности и ратует за нее, ему просто не найти.

Любой фашизм ориентирован на нацию, национальные идеи, здоровье нации - и начинается ограничение продажи алкоголя, сначала в разумных и одобряемых всяким адекватным человеком пределов, поскольку вопрос алкоголизма как бы все-таки действительно стоит, а потом на неразумном. В 2000-х годах было принято очень много законов, один факт принятия которых вызывал здоровое недоумение. Например, зачем вводить более суровые ограничения на продажу того же алкоголя, мотивируя это защитой несовершеннолетних, если к этому времени УЖЕ было запрещено продавать алкоголь несовершеннолетним, спаивать их и так далее? Хулиганство и пьяные на улице? Так за хулиганство УЖЕ была соответствующая статья - административная, а за более серьезные моменты - и уголовная.

Вопрос с курением вроде бы тоже всячески одобряется, однако то, что сначала начинается как забота, потом превращается в нечто совсем интересное. Например, вы в курсе, что сейчас муссируется закон, который может лишить возможности курящих получать медицинскую помощь бесплатно?

Здоровый образ жизни - это здорово. Мне он очень нравится. Но тогда, когда все решается разумно, а не агрессивно насаждается. Потому что в противном случае это попахивает какой-то маничкой создания "здоровой нации" и истерией по поводу генофонда, которой в свое время болела Германия. До чего все дошло - история знает.

Если говорить о прикрытии многих вопросом будущим, детьми, нацией, здоровьем нации и так далее и тому подобное, то на эту тему вообще принималось ОЧЕНЬ много абсурдных законопроектов. А высказываний от депутатов было еще больше.

Причем тут закон против гомосексуалистов? Сейчас уточню - Россия, если смотреть не на один этот конкретный закон, очень возмутительный, очень дискриминационный законопроект, который сейчас принимается, но один... Так вот, Россия, если смотреть на эту картину всю вместе (к чему я и призываю этим постом - посмотреть на всю картину вместе) идет к тем самым ультраправым идеям. К этому самому крепкому мужику-семьянину, который против "гнилого Запада", за РПЦ, традиционные ценности, за то, чтобы женщина рожала и, в целом, знала свое место и так далее. И весь этот путь, этот самый консервативный мужик с его маразмом - все это до печальной истерики напоминает начало пути к фашизму.

Причем тут, опять-таки, геи? Лодку так просто не перевернуть. Общество, которое сталкивалось с нацизмом, с фашизмом как таковым, причем, на самом деле, относительно недавно - еще живы те, кто против него воевали, правда, их все меньше и меньше, но все-таки, живы их дети и внуки ... Так вот, общество нельзя так просто взять и поставить перед фактом такого вот политического курса. Общество на это может отреагировать далеко не так, как это хотят те, кто ведет Россию туда. Нужны первые пробные моменты, опытная группа, на которой можно опробовать подходящие такому обществу и времени политтехнологии.

Власти уже пытались сделать первые пробные вяки в сторону субкультур - в начале третьего тысячелетия. Однако быстро сообразили, что что-то не то - субкультура - это слишком расплывчатое понятие, так или иначе к чему-то в какой-то период жизни можно чуть ли не каждого туда отнести. Кроме того, многие байкеры быстро задружились с Путиным, насчет Путина и Хирурга можете даже фоточки поискать в Интернете. Да и среди многих рокеров и байкеров хватает тех самых индивидуумов, на которых опирается такая вот власть - крепких мужиков, традиционалистов, консерваторов по сути, с ура-патриотизмом, способных поднять за собою народ и так далее. Ссориться с ними власти не с руки.

Были некоторые тычки в экстрасенсов, но сделать их врагами народа не получится. Их не так уж и много, кроме того, газетные мошенники сопротивляться не будут - они разбегутся или уйдут совсем в глухое подполье, на этом все закончится.

И у нас есть ЛГБТ. Как говорил целый ряд преподавателей в ОНЮА, где мы обсуждали еще в 2007 году определенные тенденции, группа для первой социальной расправы выбрана очень хорошо и удачно - для нужных целей.

ЛГБТ в России малочисленно и не очень сильно сплоченное, так что расправа получится на славу. Это раз.

Второй важный момент - законопроекты против ЛГБТ получат обязательно негативную оценку с Запада, что позволит властям подвести нужную группу гомофобного населения с консервативно-традиционными взглядами и ценностями к нужным выводам о том, что ЛГБТ явно связаны с "тлетворным влиянием Запада", от которого нужно избавляться. Вон как Запад возмущается - а что ему с этого? Значит, неспроста возмущается. Мало ли, вдруг там шпионы! И вообще те, кто явно нацелен на "уничтожение" русской нации, ее раскол. Или - о ужас. На растление детей, беззащитных, будущего российской нации.

Кстати, отметьте - многие процессы охоты на ведьм начинались с призывов защитить именно детей. Дети - это во все времена был самый беспроигрышный ход. Достаточно нескольких ярких процессов, примеров, а иногда и даже просто туманных намеков - и начинается охота на ведьм. Включается массовая истерия. Политтехнологии, на самом деле, используются не просто очень старые, а классические - еще с Салемского процесса и раньше. Просто под легким соусом современности, но даже ничего сверх. А зачем? Классики хватает, чтобы на это велись.

Третий крайне важный момент: ЛГБТ - это достаточно удобная группа для тех, кто хочет привязать эту тему с "западной толерастией", нашествием представителей нацменьшинств в Европе, погромами и миграционными проблемами, которые пугают многих россиян. Очень часто люди, видя представителей разных этнических меньшинств, которые им чем-то досаждают, начинают возмущаться и камни летят уже во всех "толерастов", мол, развели тут! По улицам не пройдешь, таджики кругом, в Интернетах "гомосеков защищают" - таких комментариев в Сети и в реальной жизни очень много. Связка разных проблем позволяет усилить недовольство нужной группы населения, на которую делается ставка и усилить поддержку властей за счет этого.

В итоге наш консервативный русский не просто учиняет расправу над странным "извращенцем" - в его сознании. Он защищает свою страну от волны толерастии, от влияния Запада, от всего, что "наплыло сюда в 90-х" (и сразу идет ассоциация с той самой нестабильностью, которая его так напугала) и которое само "уплывать не хочет". Всплывают легко просчитываемые ассоциации с поп-сценой тех же 90-х, с Борей Моисеевым, который никому, на самом деле, ничего плохого не сделал, но из которого сделали пугало, способное запугать "настоящих мужиков". С самой атмосферой 90-х - и население, которое устало от нестабильности, от всех минусов 90-х и которое не хочет возвращения всего этого, не разбираясь охотно согласиться избавиться от всей атрибутики, от плохого и от хорошего, отказаться от свобод, от тех, кто смог выйти из подполья и так далее в тот период.

Свободе закрывается рот.

Четвертый момент - ЛГБТ-сообщество в России, к сожалению, полно такими персонажами, к явлению которых российский социум не готов. Можно очень много говорить о том, кто такой Боря Моисеев, Шура тот же, на что они имеют или не имеют права, однако российский социум в своей массе отрицательно к ним относится. Для них это - негативные персонажи, это - плохая реклама для ЛГБТ.

И пятый момент, который неразрывно связан с остальными - в России очень на низком уровне находится вопрос ЛГБТ-грамотности российского социума. Преобладают стереотипы, которые такими образами как те сценические что создал тот же Моисеев - только подкармливаются. Российский обыватель уверен, что гей, лесби, би или транс - это больные фрики, привлекающие к себе внимания. Огромный процент населения России не знает или не воспринимает информацию о том, что ориентация не является заболеваниям по медицинским стандартам. Многие уверены, что ее можно "вылечить". По статистике также большинство гомофобов также уверены, что нет никакой разницы между педофилией, зоофилией и нетрадиционной половой ориентацией. Количество стереотипов и страхов насчет ЛГБТ в общество таково, что социум очень легко натравить на этих представителей населения. Которые, с одной стороны, недостаточно сплочены и готовы сделать камин-аут, чтобы бороться с явлением, с другой - все же присутствует достаточно большое количество лиц, готовых протестовать, чтобы общество могло начать "охоту на ведьм", организовывая все более и более правые взгляды в социуме. Идя к ультра-правым по сути.

Группу многие не защищают из-за отсутствия камин-аута или невозможности этого сделать. Камин-аут не только не приветствуется, он глубоко осуждается. Идут призывы "сидеть тихо", "не светить своими извращениями" и так далее. Поэтому ЛГБТ-группа лишена защиты семьи, общества как такового, элементарной защиты даже на самом примитивном уровне. Группа не защищена и становится все менее защищенной благодаря законодательной инициативе. Многие семьи и без того не хотели, чтобы у них в семье оказался не такой, фрик и так далее. Теперь у них развязаны руки, они могут начать ограничивать общение старшего ребенка нетрадиционной ориентации с младшими членами семьи, например, на государственном уровне. Они могут давить на своего члена семьи, на ребенка.

Причем видно, что сначала в социум запускали пробные шары - законодательные инициативы принимались то в одном регионе,то в другом. Теперь - на государственном, федеральном уровне.

Еще один важный признак: фашизму НЕ нужна логика, обоснования, ему нужна идея и опора, поддержка. Обоснование может быть каким угодно.

Депутаты в Государственной Думе РФ не знают, что такое "пропаганда" и "пропаганда гомосексуализма". Они не понимают, по каким моментам принимают действительно этот законопроект. Они не могут внятно это объяснить. Они не могут ответить на комментарии врачей, психиатров, ученых, общественных деятелей и представителей ЛГБТ-организаций. Но они практически единогласно принимают законопроект в первом чтении, а единственный проголосовавший против испуганно оправдывается перед коллегами, что мол, это была техническая ошибка, он нажал не на ту кнопочку, а на самом деле он голосовал "за", он подал заявление. Это очень сильно похоже на страх оказаться не-своим в стае волков. Тоже ... характерно.

У Германии в числе врагов нации оказались евреи. Хотя и гомосексуалисты там тоже были неугодны. в России сейчас объявляются какими-то не такими гомосексуалисты. Это - начало разделения людей на угодных социуму и угодных меньше. Что также характерно всем фашистским режимам.

Я настоятельно прошу о перепосте. Конкретно этот пост написан в некотором смысле на эмоциях, так что я могу поправить себя в деталях, но в базе своей я уверен, что я не ошибаюсь, тем более что разговоры с политологами и юристами имели место быть. И размышлениям на эту тему далеко не один год.

Спасибо.

URL записи

от себя хочу добавить, что началось это задолго до антипидорских волнений, началось все еще грамотнее: идиот (иногда аж кажется, клинический) и клоун Фурсенко и все эти инициативы в изменении образования.
ну а правильно. кто свободен уже - того притеснять, а чтоб новые люди оставались примитивным, недалекими невежественными ханжами, мы им будем промывать мозги православием головного мозга и не дадим никаких полезных знаний.

оставлю здесь, чтоб не потерять.

про лекарства.

читать дальше
1. Актовегин, Церебролизин, Солкосерил –
препараты с доказанной неэффективностью!

2. Арбидол, Анаферон, Биопарокс, Виферон, Полиоксидоний, Циклоферон, Эрсефурил, Имуномакс, Ликопид, Изопринозин, Примадофилюс, Энгистол, Имудон - иммуномодуляторы с недоказанной эффективностью. Стоят дорого. Проведенные исследования не дают оснований рассматривать арбидол как препарат с доказанной в испытаниях активностью для лечения простудных заболеваний, в том числе гриппа. Исследователей из-за рубежа по-настоящему этот препарат не заинтересовал.

3. Бифидобактерин, Бифиформ, Линекс, Хилак Форте, Примадофилус и т.д.- все пробиотики. Диагноза “дисбактериоз”, повально выставляемый нашими педиатрами , нигде в мире больше не существует. К назначению пребиотиков в развитых странах относятся с осторожностью.

4. Валидол. Мятная конфетка, имеющая отдалённое отношение к медицине. Неплохо освежает дыхание. Почувствовав боли в сердце, человек кладёт под язык валидол вместо обязательного в таких ситуациях нитроглицерина и уезжает с инфарктом в больницу.

5. Винпоцетин и Кaвинтон. Сегодня к применению не рекомендуется: ни одно доброкачественное исследование клинически значимых эффектов у него не выявило. Это вещество, получаемое из листьев растения Vinca minor. Препарат мало изучен. Посему в США и многих других странах относится к БАД, а не к лекарствам. $15 баночка на месяц приема. В Японии изъят из продажи из-за явной неэффективности.

6. Ноотропил, Пирацетам, Фезам, Аминалон, Фенибут, Пантогам, Пикамилон, Инстенон, Милдронат, Циннаризин, Мексидол - плацебо-препараты.

7. Вобензим. Производители уверяют, что он исцеляет, продляет жизнь и молодость. Не стоит верить в сказку о чудодейственном препарате, который не тестировался в экспериментальных исследованиях только потому, что это дорого. Фармкомпании вкладывают сотни миллионов долларов в испытания препарата, даже если есть небольшая надежда, что удастся доказать его эффективность. Остаётся только догадываться, почему эти исследования в отношении вобензима не сделаны до сих пор. Зато большие средства вкладываются в его рекламу.

8. Глицин (аминокислота)Тенатен, Энерион, препараты зверобоя, Гриппол, Полиоксидоний- препараты с недоказанной эффективностью.

9.ЭРЕСПАЛ
Препарат не доказавший свою эффективность при ОРВИ. Эреспал в сиропе противопоказан пациентам с бронхиальной астмой и аллергией. Из-за содержащихся в нем красителей и медового ароматизатора сам по себе может спровоцировать бронхоспазм.

10.Геделикс
Эффективность при ОРВИ у детей, да и у взрослых, не доказана.

11.Диоксидин
противопоказан детям из-за высокой токсичности. Крайне осторожно назначать взрослым при заболевание носа и околоносовых пазух. При заболевании ушей -с осторожностью при повреждениях барабанной перепонке.

12.Биопарокс, Кудесан
не проводилось крупных исследований, все статьи на Pubmed, в основном, российского происхождения. "Исследования" проводились в основном на мышах.

БИОЛОГОЧЕСКИЕ ДОБАВКИ И ГОМЕОПАТИЯ ЛЕКАРСТВАМИ НЕ ЯВЛЯЮТСЯ!

1. Аква марис - (морская вода)

2. Апилак. - БАД с недоказанной эффективностью.

3. Ново-пассит. Для простой настойки из трав стоит дороговато. При продвижении своего товара производитель активно использовал "индивидуальную работу с ключевыми специалистами и врачами".* Позиционируется как анксиолитик - психотропное средство, подавляющие тревогу, страх, беспокойство, эмоциональное напряжение. В состав Ново-пассита входит комплекс жидких экстрактов лекарственных растений (валериана лекарственная, мелиcса лекарственная, зверобой продырявленный, боярышник обыкновенный, пассифлора инкарната (страстоцвет), хмель обыкновенный, бузина черная) гайфенезинл. Именно гвайфенезину приписывается анксиолитическое действие препарата. Между тем, гвайфенезин является все лишь муколитиком и не может оказывать действия которое приписывается препарату. Впрчем пропустить перед сном немного спиртику - еще никому не мешало... Источник

4. Омакор - БАД

5. Лактусан - БАД

6. Церебрум композитум (пр-во Хеель Гмбх) , Неврохель, Валерианохель, Гепар- композитум, Траумель, Д искус, Канефрон, Лимфомиозот, Ма стодинон, Мукоза, Убихинон, Цель Т,Эхинацея, Грипп-хель и др. - Гомеопатия . не являются лекарственными препаратами, лечебным действием не обладают, обладают плацебо - эффектом, т.е. реакцией ожидания на применение.

7.Протаргол-препарат содержащий серебро.Серебро относится к веществам
класса опасности А наряду со свинцом,мышьяком и ртутью.Справедливости
ради,в протарголе мизерное количество серебра. Не рекомендован для
лечения насморка у детей.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

ну все, с закрытыми записями закончено, напоследок игруля.

Пишет  eiaa:

Совершенно нереально крутая игрушка =)
Не советую смотреть прохождение, оно только убивает азарт и интерес первооткрывателя)
Здесь только один уровень! =)

URL записи

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

стихиРазумеется, всё в порядке,
Ветер гонит по рекам льдины...
От Гостинки до Петроградки
С пересадкой посредине.

Потолкаться в пылу перонном,
Отвоевывая пространство.
Что-то сердце стучит неровно,
Что-то... не ожидала, здравствуй.

Как дела твои, как учеба?
Слишком встречи редки и кратки,
Ты соскучился? Я - еще бы,
От Гостинки до Петроградки

Под уставшими мостовыми.
Вы выходите? Я за вами.
Ветер теплым дыханьем вымел
Пыль заплаканных расставаний.

Ты же нынче не слишком занят,
Только лучше бы всё же слишком,
Ты пустыми глядишь глазами
За пределы знакомой книжки.

Настроение больно мерзко,
Да, махни на него рукою!..
От Московской до Пионерской
Тридцать девять минут покоя.

Домофон запищит печально,
Дверь железная отворится,
Ты войдешь и поставишь чайник,
И поставишь бульон вариться...

Я молю свою жизнь: "Согрейся",
Я пишу ерунду в тетрадке,
Но в кольцо превратились рельсы
От Гостинки до Петроградки.

На "прости" заело пластинку,
Помнишь, мы здесь с тобой бродили...
От бессонницы до Гостинки
С пересадкой посредине,

Настроение очень шатко,
Я держусь, но так, для проформы...
"Слышишь, девочка в черной шапке,
Отойди от края платформы!"
(с)

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет,
в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце
оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы.
Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут,
оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой -
простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню.
К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички.
Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу,
чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить,
мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь
к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами.
Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче -
ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа
нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен
и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки,
только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее,
мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд.
Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной
к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле.
Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите.
Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым
дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни,
живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех
люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться
и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться.
Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких
сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве.
Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать
со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один",
- бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу.
Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут
вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый
класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять.
Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.
(с)

Кому-то счастье, кому-то месть,
Кому-то и то и другое.
Жажда- все, что у меня есть!
Ты знаешь, что это такое.
Сердце, тише, не выдавай,
Мы уходим, они остаются.
Если вдруг попаду не в рай,
Значит, надо будет вернуться.
Я специально закрыл глаза,
Окна, двери, замазал щели,
Чтобы видеть только тот свет
Что маячит в конце туннеля,
Чтобы быть в бреду или коме,
Чтобы все, что нажил взорвать.
Жизнь умрет и появится снова.
Это все, что мне надо знать.
(с)

"Erlkönig", Johann Wolfgang von Goethe. с умлаутами.

Wer reitet so spät durch Nacht und Wind?
Es ist der Vater mit seinem Kind;
Er hat den Knaben wohl in dem Arm,
Er faßt ihn sicher, er hält ihn warm.

Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht? -
Siehst Vater, du den Erlkönig nicht?
Den Erlenkönig mit Kron und Schweif? -
Mein Sohn, es ist ein Nebelstreif. -

»Du liebes Kind, komm, geh mit mir!
Gar schöne Spiele spiel ich mit dir;
Manch bunte Blumen sind an dem Strand,
Meine Mutter hat manch gülden Gewand.«

Mein Vater, mein Vater, und hörest du nicht,
Was Erlenkönig mir leise verspricht? -
Sei ruhig, bleibe ruhig, mein Kind;
In dürren Blättern säuselt der Wind. -

»Willst, feiner Knabe, du mit mir gehn?
Meine Töchter sollen dich warten schön;
Meine Töchter führen den nächtlichen Reihn
Und wiegen und tanzen und singen dich ein.«

Mein Vater, mein Vater, und siehst du nicht dort
Erlkönigs Töchter am düstern Ort? -
Mein Sohn, mein Sohn, ich seh es genau:
Es scheinen die alten Weiden so grau. -

»Ich liebe dich, mich reizt deine schöne Gestalt;
Und bist du nicht willig, so brauch ich Gewalt.«
Mein Vater, mein Vater, jetzt faßt er mich an!
Erlkönig hat mir ein Leids getan! -

Dem Vater grauset's, er reitet geschwind,
Er hält in den Armen das ächzende Kind,
Erreicht den Hof mit Mühe und Not;
In seinen Armen das Kind war tot.

Herr Winter, Herr Winter, wann kommen ihre Kinder?
Sie sind schon unter wegs! Pass auf, sie kommen bald.
Und wenn sie kommen, wenn sie kommen, dann wird's bitter kalt!
Und wenn sie kommen, wenn sie kommen, dann wird's bitter kalt!

Herr Winter, Herr Winter, wie heißen ihre Kinder?
Das eine Kind heißt Schnee, das andere heißt Eis,
Und wenn sie kommen, wenn sie kommen, dann wird's daußen weiß.
Und wenn sie kommen, wenn sie kommen, dann wird's daußen weiß.

Herr Winter, Herr Winter, sind das all ihre Kinder?
Der Nebel und der Frost auch Winterkinder sind,
Und wenn sie kommen, wenn sie kommen, dann weht kalt der Wind.
Und wenn sie kommen, wenn sie kommen, dann weht kalt der Wind.

Herr Winter, Herr Winter, wann gehen ihre Kinder?
Wenn warm die Sonne scheint, beeilen sie sich schon
Und laufen, laufen, laufen, laufen, laufen schnell davon.
Und laufen, laufen, laufen, laufen, laufen schnell davon.(с)

покеровое.
В ней отроческое,
отеческое —
разом божеское
и жреческое.
Растворяюсь,
играю в блюз.
Ей и плачусь,
и ей молюсь.
С ней приходит
земля в движение.
Бог играет
на поражение.
Гаснут краски,
темно внутри.
"Посмотри на меня.
Смотри.
Как походка
твоя легка,
ты играешь
наверняка".

Мир становится
чист и свеж.
Бог чуть щурится.
Стрит.
Флеш. (с) Сидхётт

Послушай. В полной темноте
Я слышу нерожденных стоны,
А их там сотни, миллионы,
И все повисли на кресте.

Ты видишь, в темноте горят
Навеки скомканные души,
Не уходи. Послушай, слушай…
Ведь я тебе почти что брат.

Ты знаешь, мне легко теперь,
Гордыня память заглушает
И кровью сердце утешает,
Оно свободно от потерь.

Но иногда внутри волнами
Клокочут, бьются лица тех,
Кого любил. Пустой доспех –
Он будто мостик между нами.

И правда, он холодный – снег,
Я вижу, слышу, улыбаюсь,
Кричу, слезами задыхаюсь,
И всё же я не человек?

Я не стремился умереть,
Но видел, птицей улетая,
Как замирает, ускользая,
Мечты надломанная твердь.

Я помню мамино прощанье
И долгий устремленный путь,
Слова осколком "не забудь",
Надрывным криком обещанье.

Послушай, разве это смерть?
Она уносит боль и муки
И дышит саваном разлуки,
И сердце просит огрубеть.

Но я в груди биенье слышу,
И руки тянуться из Врат…
Но я тебе уже не брат
И всё живое ненавижу?

С какой иронией судьба
Мне рисовала эту метку
И для души ковала клетку,
За что она со мной груба?

За хвост укушена змея,
Ты весь дрожишь, ты что – простужен?
Скажи, я правда вам не нужен,
Лишь потому, что я – не я? (с) Серебряная

Шотландская баллада
(из Роберта Стивенсона)

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.

В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел король шотландский,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.

На вересковом поле,
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый - на живом.
_______

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилках тесных,
В горах родной земли
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

Король по склону едет
Над морем на коне,
А рядом реют чайки
С дорогой наравне.

Король глядит угрюмо:
"Опять в краю моем
Цветет медвяный вереск,
А меда мы не пьем!"

Но вот его вассалы
Приметили двоих
Последних медоваров,
Оставшихся в живых.

Вышли они из-под камня,
Щурясь на белый свет,-
Старый горбатый карлик
И мальчик пятнадцати лет.

К берегу моря крутому
Их привели на допрос,
Но ни один из пленных
Слова не произнес.

Сидел король шотландский,
Не шевелясь, в седле.
А маленькие люди
Стояли на земле.

Гневно король промолвил:
"Пытка обоих ждет,
Если не скажете, черти,
Как вы готовили мед!"

Сын и отец молчали,
Стоя у края скалы.
Вереск звенел над ними,
В море катились валы.

И вдруг голосок раздался:
"Слушай, шотландский король,
Поговорить с тобою
С глазу на глаз позволь!

Старость боится смерти.
Жизнь я изменой куплю,
Выдам заветную тайну!" -
Карлик сказал королю.

Голос его воробьиный
Резко и четко звучал:
"Тайну давно бы я выдал,
Если бы сын не мешал!

Мальчику жизни не жалко,
Гибель ему нипочем...
Мне продавать свою совесть
Совестно будет при нем.

Пускай его крепко свяжут
И бросят в пучину вод -
А я научу шотландцев
Готовить старинный мед!.."

Сильный шотландский воин
Мальчика крепко связал
И бросил в открытое море
С прибрежных отвесных скал.

Волны над ним сомкнулись.
Замер последний крик...
И эхом ему ответил
С обрыва отец-старик:

"Правду сказал я, шотландцы,
От сына я ждал беды.
Не верил я в стойкость юных,
Не бреющих бороды.

А мне костер не страшен.
Пускай со мной умрет
Моя святая тайна -
Мой вересковый мед!"
С.Маршак

Ослу образованье дали.
Он стал умней? Едва ли.
Но раньше, как осел,
Он просто чушь порол,

А нынче - ах злодей -
Он, с важностью педанта,
При каждой глупости своей
Ссылается на Канта.
Саша Черный.

Вы, идущие мимо меня
К не моим и сомнительным чарам, —
Если б знали вы, сколько огня,
Сколько жизни, растраченной даром,

И какой героический пыл
На случайную тень и на шорох...
И как сердце мне испепелил
Этот даром истраченный порох.

О, летящие в ночь поезда,
Уносящие сон на вокзале...
Впрочем, знаю я, что и тогда
Не узнали бы вы — если б знали —

Почему мои речи резки
В вечном дыме моей папиросы,—
Сколько темной и грозной тоски
В голове моей светловолосой.
(с) Марина Цветаева. 17 мая 1913

Баллада о принцессах и рыцарях двадцать первого века

А нынче пошли принцессы такие, что просто ах.
Куда там рыдать на башне, какой там, простите, страх!
Принцесса в текущем веке – несущийся паровоз,
А не гламурная дева с охапкой бордовых роз.
Принцесса умеет плакать, но только чтоб скинуть стресс,
Попробуйте-ка обидеть одну из таких принцесс!
Она вам ответит сразу, куда вы должны идти,
А также, какая гадость вам встретится на пути.
Принцесса умеет думать, оладушки, интернет,
Ее выбирают в Думу и не говорят ей «нет»,
Она умножает числа, подарки, друзей, дома,
Она не умеет киснуть и делает все сама.
И с рыцарями попроще. Они же у нас редки.
Их можно пересчитать всех по пальцам одной руки.
Ну, может, конечно, больше, но только везет не всем,
У нас в двадцать первом веке никак нельзя без проблем.
Принцесса рыцаря любит. Конечно, с чего бы нет.
Она ведь умеет думать (оладушки, интернет).
И умной принцессе ясно, что рыцарю повезло,
Когда он ее встретил другим принцессам назло.
Она его опекает: чтоб кушал, нормально спал,
Чтоб рыцарский долг исполнил и подвиги совершал;
Сует ему меч и латы и говорит: «Дорогой,
Когда победишь дракона, тогда приходи домой!»
И рыцарь, он тоже умный, он знает: драконов нет,
Зато есть рядом принцесса (оладушки, интернет),
Ну, хочется ей дракона – так рыцарь ей принесет,
И звезды с небес добудет, и мир или два спасет.
И так, довольны друг другом, они проживут сто лет,
Оладушки будут кушать и пользовать интернет,
И даже в текущем веке все будет именно так.
Принцессы и рыцари любят – иначе нельзя никак.
(с) Кэпсоло

Сегодня, в большом и гулком майском трамвае,
Я слышала, как две бабки котов ругают.

- А мой, - говорит одна, - изоссал весь коврик,
Ну что с него взять, глупейшая же скотина,
Проснется в четыре утра и орет в коридоре,
А встану, кряхтя, - так смотрит, подлец, невинно.

- А мой, - говорит вторая, - обои метит.
И все изодрал в углу, там висят кусками.
И думает, сволочь, что лучше он всех на свете,
Пока не покормишь – не тронуть его руками.

- А мой, - говорит одна, - наложил в ботинки.
Зять встал поутру, собрался на службу – нате!
А кот ускакал за диван и затих за спинкой,
А после еще бесился по всей кровати.

- А шерсти-то, шерсти сколько! Вот мой – персидский.
Ковры и диваны, мебель, - везде клочками.
- А мой на неделе слопал, подлец, сосиски.
- А нашего долго тошнило на коврик в ванне.

- А мой умудрился скинуть горшок с алоэ,
Потом по всей комнате мы собирали землю.
- А мой, представляешь, вчера сотворил такое…
- А мой, не поверишь, на прошлой еще неделе…

Потом помолчали бабки. Переглянулись.
- Зато, - говорит одна, - мой мурлыка страшный.
Ложится – и словно трактор на сельской улице,
Ну так тарахтит, что сразу проходит кашель.

- А мой, - говорит вторая, - лечить умеет.
Придет на больное место и лечит, зая…

…Сегодня в трамвае, пока закрывались двери,
Я слышала, как две бабки котов ругали.
(с) Кэпсоло

УРОНИЛА В РУКИ ВОЛОСЫ

Уронила в руки волосы -
Как пшеничная вода.
А напьешься -
Вмиг накатится
Серебристая волна.
Время горького дыханье
Подступило, не унять.
Как трава еще не вялая,
Только стоит ли срывать?
Завтра поутру оглянешься -
Вышел год.
Уронила в руки волосы -
Твой черед.

1983
Ника Турбина.
Девочке было 9 лет, когда она это писала.

Истина - жажда разума
Истина - вечно разная...
Миллион дорог к заблуждению
Миллион причин для сомнения...
Слишком много теперь режиссеров
Слишком мало осталось зрителей
Не успеешь следить за курсором, -
Все меняется так стремительно
Нет трагичности в быстротечности, -
улыбайся сквозь боль до судорог
Смерть - прелюдия к бесконечности
У богов не бывает сумерек...
Красотою и силой юности,
полнотою существования,
Мы - палитрой цветов пресыщены
Мы - теряем себя в отчаяньи...
Мы блуждаем во тьме невежества
Мы не видим небес распахнутых
Мы скрываем порывы нежности
Обособлены мы и замкнуты...
Добровольно пессимистичные
Супер-трагики, супер-циники
Исступленные до фанатичности, -
не желаем признать бессилия...
Мы стремимся постичь гармонию
И вместить в себя необъятное
Испытать на себе агонию,
кровь и слезы Христа, распятого
Миллион дорог к заблуждению
Миллион причин для сомнения
Ненасытная жажда разума -
видеть в ИСТИНЕ - вечно разное...
До свидания и до скорого, -
я иду на зов неба синего...
Что там, Господи, по ту сторону,
за пределами необъяснимого ?...
(с) 1994 г

Когда я проснусь, у меня будет облако, на облаке будет кот,
Внутри у кота урчалка работает, в полоску его живот.
Кот будет с ладоней мне слизывать песни, улыбки и тишину,
Мы будем гулять по акриловой радуге в тот день, когда я проснусь.
Мы будем гулять, лапы-ноги пачкая, на небе намнём следов.
Мы встретим других – не людей, так ангелов, не ангелов, так котов.
Все вместе, на радуге в ряд устроившись, мы будем пить мятный чай,
И в кожу мне будет, котом прижатое, сердчишко его стучать.
Когда я проснусь, будет полдень матовый, еще, конечно, февраль.
И солнце, улыбчивое, патлатое, подмигивает: пора!
Пора просыпаться, расти задумчиво, травою и вербой – ввысь.
Цвести, колыхаться, стоять под тучами. Пора, говорю, проснись.

...Пока я лежу, потолок качается, я долго и сладко сплю.
Мне снится дорога, «давай останемся», «привет», «я тебя люблю».
На мне поперек мягкий кот раскинулся, серебряный пыжит ус...
Мне кажется, мы не заметим разницы в тот день, когда я проснусь.
(с)capsolo

Cura te ipsum

Прыщи на лице Джеральда высыпали в ознаменование вступления в пубертат, подобно тому, как прорастают грибы на лесной поляне по окончании дождя. Acne vulgaris покрыли его физиономию сплошной воспалённой пеленой, и он растерял последние крохи того, что в ранние годы помогало ему получать такие лестные характеристики, как "милое дитя" и "славный мальчик". Ложь, конечно, тошнотворный агнец на заклании лицемерных тёток, ложь похабная, гнусная и почти сермяжная. Джеральд никогда не был милым, даже в детстве - угрюмой ребёнок, вечно икающий или трясущийся в непонятных судорогах, не всегда способный связать два слова, и уж точно почти всегда не желающий их связывать ради бессмысленного "общения со сверстниками". Подросток-Джеральд был ещё менее симпатичен, чем Джеральд-ребёнок. Широко расставленные, миопически вылупленные глаза, длинный и тонкий нос, более уместный на лице какой-нибудь девицы голубых кровей - жертве инцеста в последних трёх поколениях, неожиданно полные губы, всегда красные, всегда покрытые коростой обветренной кожи. Чуть выпирающие зубы - в достаточной степени, чтобы это было заметно окружающим, сальные волосы, торчащие по бокам уши. Идиотская манера сутулиться, шаркающая походка, хриплый, ломающийся голос - а теперь ещё и прыщи! - всё это не делало Джеральда любимцем публики. Он не страдал. Ему нравилось быть одному, искренне нравилось - одиночество не только не тяготило его, но, кажется, было опорным пунктом его существования. Казалось, даже самый мелкий прыщ на его лице стремился к автономии. Возможно, Джеральд уже был государством, полнившимся штатами, областями, регионами, округами и прочими субъектами, и был настолько занят, что нуждался в минимуме внешнеполитического вмешательства - место, куда можно себя приткнуть и дровишки для подпитки пламенеющей голодом утробы.
Мы с Джеральдом делили комнатушку на Мэйнрид стрит, 136, на этаж выше бакалейной лавки, где я и работал. Как и у многих других, он вызывал у меня отвращение, однако были и преимущества. Джеральд не алкал ласки и понимания, поэтому никто никого не водил - ни шлюх, ни мать, ни приятелей, которых у него наверняка не водилось. Джеральду не требовалось топить тоску в алкогольном или наркотическом угаре, он всегда исправно платил ренту, он не пытался завести дружескую беседу и был максимально незаметен на наших с ним скудных съёмных метрах. Я испытывал отвращение, когда видел его и даже просто думал о нём, но он делал всё, чтобы быть незаметным, и потому я до поры до времени мирился с его существованием.
Доконали меня прыщи. Они удивительно преобразили Джеральда, провели революцию в его государстве, обременили его каким-то новым, мутным смыслом. Джеральд давил гнойники, стоя перед зеркалом в ванной, по утрам, когда я приходил бриться, и по вечерам, когда я собирался ополоснуться после трудового дня. Даже когда он читал или ел, его руки тянулись к очередному прыщу, вместилищу мёртвых клеток, бактерий и продуктов их жизнедеятельности. С тихим, до крайности мерзким звуком лопалась пустула, вскрывалась, освобождалась от содержимого, засыхала, образовывала корки, по снятии которых оставались синюшно-розовые рубцы. Джеральд растирал гной пальцем, даже не замечая. Наблюдать этот процесс было невыносимо - как неудавшийся медик, я представлял себе последствия самого разного рода, но никак не мог убедить себя, что моё отвращение является профессиональной реакцией, беспокойством за благополучие пациента. Я не желал Джеральду никакого добра. Моя реакция смущала меня ещё и потому, что даже мысль о заплыве в гниющих останках животных не казалась мне достаточно отвратительной, чтобы поморщиться.
Потом я понял - Джеральд был счастлив. Выдавливая очередной прыщ он успокаивался, преисполнялся какой-то своей благости, делался расслабленным и удовлетворённым. Мерзавец был счастлив. Никто не бывает счастлив просто так, всем что-то нужно, чего-то хочется, и счастье служит только наградой, поощрением, порцией десерта после жирного и волокнистого куска рабочего мяса. Джеральду же было достаточно своих прыщей. Они как будто наполнили его, стали завершающим мазком в картине неизменно богопротивного живописца. Патомимические действия, совершаемые им, были чем-то вроде радостной жертвы самому себе, налогами в его обновлённом государстве. В механизме жизнедеятельности Джеральда всё это функционировало ему на угоду - чем больше прыщей он выдавливал, тем больше их являлось на свет божий, что не могло не устраивать его. Повторение, влекущие повторение - и я, как невольный свидетель.
Очень скоро я не мог этого терпеть. Я перестал обращать внимание на его растущий горб и обветренные губы. Перестал обращать внимание на характерное покашливание и подрагивающее колено. Мне стало всё равно. Я видел только прыщи - прыщи и счастье, притаившееся глубоко у глазных днищ. "Нонсенс," - говорил я себе - "Никто не может быть так счастлив". Но Джеральд мог, и Джеральд был.
Потому-то я его и убил - Джеральда, последнего счастливого человека на Земле.
Никто не может быть так счастлив, не имеет права.трёх поколениях, неожиданно полные губы, всегда красные, всегда покрытые коростой обветренной кожи. Чуть выпирающие зубы - в достаточной степени, чтобы это было заметно окружающим, сальные волосы, торчащие по бокам уши. Идиотская манера сутулиться, шаркающая походка, хриплый, ломающийся голос - а теперь ещё и прыщи! - всё это не делало Джеральда любимцем публики. Он не страдал. Ему нравилось быть одному, искренне нравилось - одиночество не только не тяготило его, но, кажется, было опорным пунктом его существования. Казалось, даже самый мелкий прыщ на его лице стремился к автономии. Возможно, Джеральд уже был государством, полнившимся штатами, областями, регионами, округами и прочими субъектами, и был настолько занят, что нуждался в минимуме внешнеполитического вмешательства - место, куда можно себя приткнуть и дровишки для подпитки пламенеющей голодом утробы.
Мы с Джеральдом делили комнатушку на Мэйнрид стрит, 136, на этаж выше бакалейной лавки, где я и работал. Как и у многих других, он вызывал у меня отвращение, однако были и преимущества. Джеральд не алкал ласки и понимания, поэтому никто никого не водил - ни шлюх, ни мать, ни приятелей, которых у него наверняка не водилось. Джеральду не требовалось топить тоску в алкогольном или наркотическом угаре, он всегда исправно платил ренту, он не пытался завести дружескую беседу и был максимально незаметен на наших с ним скудных съёмных метрах. Я испытывал отвращение, когда видел его и даже просто думал о нём, но он делал всё, чтобы быть незаметным, и потому я до поры до времени мирился с его существованием.
Доконали меня прыщи. Они удивительно преобразили Джеральда, провели революцию в его государстве, обременили его каким-то новым, мутным смыслом. Джеральд давил гнойники, стоя перед зеркалом в ванной, по утрам, когда я приходил бриться, и по вечерам, когда я собирался ополоснуться после трудового дня. Даже когда он читал или ел, его руки тянулись к очередному прыщу, вместилищу мёртвых клеток, бактерий и продуктов их жизнедеятельности. С тихим, до крайности мерзким звуком лопалась пустула, вскрывалась, освобождалась от содержимого, засыхала, образовывала корки, по снятии которых оставались синюшно-розовые рубцы. Джеральд растирал гной пальцем, даже не замечая. Наблюдать этот процесс было невыносимо - как неудавшийся медик, я представлял себе последствия самого разного рода, но никак не мог убедить себя, что моё отвращение является профессиональной реакцией, беспокойством за благополучие пациента. Я не желал Джеральду никакого добра. Моя реакция смущала меня ещё и потому, что даже мысль о заплыве в гниющих останках животных не казалась мне достаточно отвратительной, чтобы поморщиться.
Потом я понял - Джеральд был счастлив. Выдавливая очередной прыщ он успокаивался, преисполнялся какой-то своей благости, делался расслабленным и удовлетворённым. Мерзавец был счастлив. Никто не бывает счастлив просто так, всем что-то нужно, чего-то хочется, и счастье служит только наградой, поощрением, порцией десерта после жирного и волокнистого куска рабочего мяса. Джеральду же было достаточно своих прыщей. Они как будто наполнили его, стали завершающим мазком в картине неизменно богопротивного живописца. Патомимические действия, совершаемые им, были чем-то вроде радостной жертвы самому себе, налогами в его обновлённом государстве. В механизме жизнедеятельности Джеральда всё это функционировало ему на угоду - чем больше прыщей он выдавливал, тем больше их являлось на свет божий, что не могло не устраивать его. Повторение, влекущие повторение - и я, как невольный свидетель.
Очень скоро я не мог этого терпеть. Я перестал обращать внимание на его растущий горб и обветренные губы. Перестал обращать внимание на характерное покашливание и подрагивающее колено. Мне стало всё равно. Я видел только прыщи - прыщи и счастье, притаившееся глубоко у глазных днищ. "Нонсенс," - говорил я себе - "Никто не может быть так счастлив". Но Джеральд мог, и Джеральд был.
Потому-то я его и убил - Джеральда, последнего счастливого человека на Земле.
Никто не может быть так счастлив, не имеет права.
(с)